В Запорожье Мама Васильевна рассказала, как воевала фронтовым шофёром

Мария Васильевна Яковлева на войне была фронтовым шофёром

А после войны она стала учителем. И в кружке мягкой игрушки, который она вела, дети звали её не Марией Васильевной, а Мамой Васильевной.

Интервью с Марией Васильевной Яковлевой я записывал в 2008 году — тогда ей было 84 года. И её рассказ попал в книгу «Солдаты Порбеды». Этот проект стал победителем в прошлогоднем конкурсе «Запорожстали» «Мы — это город». А сегодня, 8 Марта, в женский праздник я хочу опубликовать часть того интервью «Фронтовой шофёр», помещенного в книге. Оно о том, как на фронте приходилось женщинам переносить все невзгоды. Хоть и говорят, что у войны не женское лицо.

«Водители нам нужны!»

— Мария Васильевна, как вы на фронт попали?

— Хитрость проявила. Когда началась война, мне не было и семнадцати лет. Пошла работать на завод токарем – это в городе Бежецке Калининской области (сейчас Тверская). Через полгода обратилась в военкомат: «Хочу пойти добровольцем на фронт!» А меня оттуда выгнали. Со словами: «Мы с детьми еще не работаем». А потом я обратилась непосредственно в воинскую часть, которая стояла у нас в городе. Там показала свое водительское удостоверение, которое получила еще на курсах, работая токарем, и меня сразу взяли: «Водители нам нужны!»

— А у вас было только водительское удостоверение? Или еще и практика?

— На курсах у нас был хороший инструктор по вождению. Веселый такой дядька! Во время занятий он и вождению учил, и массу всяких историй из своей практики рассказывал. Одну, не удержусь, вспомню.

Как-то, вспоминал мой инструктор, ему поручили отвезти гроб в соседнее село. По дороге к нему в кузов подсел парень. Начался дождь, парень этот взял да и спрятался в гроб, надвинув крышку. Дальше по дороге еще две женщины проголосовали, тоже сели в кузов. Вдруг перед лесом слышит водитель из кузова крики, визги. Останавливается, а перепуганные женщины на ходу уже повыскакивали из кузова.

Парень в кузове сидит, тоже перепуганный, и объясняет: «Вот ненормальные! Я всего лишь отодвинул крышку гроба, высунулся и спросил их, а не кончился ли дождь».

— На какой машине вы воевали?

— На такой же, как у инструктора, – «полуторке». Называлась она так потому, что груза могла перевозить полторы тонны. С железнодорожных станций в воинские части я перевозила всякие грузы — продовольствие, обмундирование, оружие и боеприпасы, парашюты.

Что меня всегда удивляло, так это то, что мужики, водители, при мне матом никогда не ругались. И только однажды такое случилось. Я поставила машину под погрузку, а сама полезла под нее – что-то там подремонтировать. В это время к машине подошли два офицера. Высоко в небе они увидели немецкий самолет, и стали обсуждать, что это – «рама», самолет-разведчик, который фотографирует позиции, или все-таки бомбардировщик. Речь, естественно, пересыпалась матами. А я лежу под машиной, только кирзовые сапоги торчат, и уже боюсь вылезать. Стыдно!

В это время сюда же подошел командир нашей части. Он-то знает, кто лежит под машиной. Стучит носком сапога по моим подошвам: «Вылезай!» Я вылезла – вся красная, как рак. Он меня спрашивает: «Ты что, сама никогда не ругалась?» — «Нет». – «Ну, а про себя ругалась?» — «Тоже нет». – «Все ясно. Не получится из тебя шофер». Он оказался прав – после войны я за баранку не садилась.

«А по бокам, рядом с машиной, сосредоточенно и молча, волки бегут»

— Что для вас на войне было самым трудным?

— Всю зиму у меня с правой руки не сходила кровавая мозоль. На морозе очень долго приходилось крутить ручку, чтобы завести мотор. Летом он заводился быстрее, поэтому мозоль с руки исчезала.

Холод донимал. У нас ведь полушубков не было. Обмундирование – фуфайка, ватные штаны, кирзовые сапоги, шапка-ушанка. А вот для машин, чтобы они всегда были в боевой готовности, в специальной бочке постоянно грели воду и машинное масло. Два человека там всегда дежурили, дрова в печку подкладывали.

Голод тоже донимал – кормили плохо. Когда перешли границу, с питанием стало лучше.

— Машины ездили колоннами?

— Нет, как правило, поодиночке. И ночью ведь надо светомаскировку соблюдать. Едешь вот так через лес с выключенными фарами, а по бокам, рядом с машиной, слева и справа, сосредоточенно и молча, волки бегут. Ох, и натерпелась я страха.

— А что им надо было, волкам-то?

— Им надо было, чтоб мотор заглох.

— Но кабина же закрыта.

— А сколько ты там, в закрытой кабине, просидишь? Они, волки, терпеливые и голодные. Своего дождутся. А потом сожрут тебя, и косточек не оставят. К счастью, в таких ситуациях машина моя меня не подводила.

— Оружие вам выдавали?

— Ну, я же совсем еще девчонкой была! Какое там оружие. У мужиков, может, и были автоматы, я не помню. А мне подарили как-то шоферы трофейный пистолет «Кольт». С патронами. Но я испугалась и пистолета, и начальства – через два дня этот «Кольт» выбросила подальше.

Впрочем, наши ребята, фронтовые шоферы, и без оружия в плен немцев брали. Был у нас такой водитель Адам – поляк. Над ним всегда подшучивали: «Адам, где твоя Ева?» — «У Гитлера осталась!» — отвечал он. Так вот однажды, уже под конец войны, едет этот Адам по лесной дороге и вдруг видит на обочине – трое немцев с автоматами. Голосуют! У Адама душа ушла в пятки, и уже приготовился он встретить совсем не геройскую смерть. А немцы, они давно отбились от своих отступавших частей, сложили автоматы и подняли руки – в плен сдаются.

Ну, раз сдаются, надо принимать. На радостях Адам скормил голодным пленным весь свой паек, потом посадил их в кузов и привез в часть. Героем после этого ходил. Правда, потом не удержался и рассказал, как все было. Но это уже никого не волновало. Героем он так и остался.

Получив хлеб, немецкая девочка говорила: «Сталин капут!» — и удалялась

— Вы сказали, что после перехода границы Советского Союза кормить стали лучше. Почему?

— Точно не знаю. Может, почувствовали себя уже победителями. Помню, в разрушенном полностью Кенигсберге наши солдаты каждый день возле единственного уцелевшего здания, где размещалась советская комендатура, каждый день в огромной бочке варили кашу и раздавали ее местному населению. А ко мне каждый день, помню, приходила маленькая немецкая девочка лет шести. Красивая такая, ухоженная и печальная, потому что голодная. Я ей давала хлеба из своего пайка. Получив его, она говорила: «Сталин капут!» — и удалялась, а назавтра приходила снова.

Офицерские жены меня ругали за то, что я ей хлеб даю – мол, видишь, они к нам враждебны по-прежнему! А я им говорила, что эта девочка ничего не понимает и ни в чем она не виновата. Ну, не она же приказала бомбить наши города и села!

Мне ее было жалко еще и потому, что к тому времени у меня была своя дочь, родившаяся на войне в 1944 году.

«На войне была не только смерть, но и жизнь»

— Как это?!

— Да так. На войне была ведь не только смерть. Но и жизнь. Которая продолжалась. Мы с Анатолием Николаевичем, он был в звании старшего лейтенанта и старше меня на двенадцать лет, познакомились летом 42-го, в январе 43-го поженились и расписались в ЗАГСе городка Кувшиново, а в 44-м родилась дочь Наталья. Сейчас она уже на пенсии, работала инженером, живет в Запорожье. В 1946 году родилась Лариса. Тоже на пенсии, живет в Риге, работала инженером. В 1956 году родился сын Игорь – живет в Запорожье.

— Свадьба-то у вас была?

— Да какая свадьба! Я в фуфайке и в ЗАГС ходила. Правда, не в ватных брюках, а в суконной юбке была. С нами двое свидетелей — начальник секретного отдела части и его сотрудница. После росписи вчетвером пообедали. Помню, что был компот. А водки, кажется, вообще не было.

После войны муж еще долго служил в армии, пришлось нам поездить. Умер он в 1982 году. Ну, а я продолжаю свою жизненную путь-дорожку, начатую совместно с Анатолием Николаевичем на фронтах войны.

— Мария Васильевна, так после «полуторки» снова за баранку вы ни разу не садились?

— Было дело. Прошлым летом. В Латвии у внука моего Элмара есть машина. Нет, не «Мерседес» — еще круче! Так он за городом дал мне «порулить», а потом дома всем рассказывал: «Бабушка так лихо водит машину! Настоящий фронтовой шофер».

«Полуторка»! Русский Ford

По паспорту «полуторка» называется ГАЗ-АА. 50 лошадиных сил. Ее еще называли – русский Ford. Первые автомобили ГАЗ-АА изготавливались по чертежам американской фирмы Ford.

Автомобиль мог эксплуатироваться на любом сорте бензина, а в жаркую погоду, когда нагревался, — и на керосине. Автомобили ГАЗ-АА и ГАЗ-ММ в довоенный период были самыми распространенными в СССР – количество выпущенных «полуторок» перевалило за миллион.

Максимальная скорость – 70 км/час. Средний расход бензина – 20,5 литра на 100 км пробега.