Запорожец Анатолий Фомин выжил в Бухенвальде и стал счастливым художником
Имя художника Анатолия Фомина (1925-2013 годы), можно сказать, вписано в историю искусства Запорожья. Патриарх — так уважительно называли его молодые художники. Он рисовал удивительно красивые позитивные пейзажи. Сложно поверить, что этот человек пережил ужасы Бухенвальда.
Сейчас в краеведческом музее открыта фотовыставка «Тріумф людини. Мешканці України, які пройшли нацистські концтабори». Она — о судьбах 30-ти людей на чьи жизни выпали страшные испытания в фашистских концлагерях. Имя Анатолия Фомина там не упоминается. «Индустриалка» решила восполнить этот пробел. Публикуем часть интервью, которое Анатолий Никифорович дал автору этих строк в июле 2010 года, накануне 85-летия.
«Природа это единственное, что не изменяет»
— Я родился в Актюбинской области, — рассказывал Анатолий Фомин. — Когда мне было два года, родители приехали в Запорожье на строительство Днепростроя. А в 1937-м или 1938-м году отца репрессировали. Мой отец был героем гражданской войны, воевал против басмачей, а тогда всех видных коммунистов репрессировали. И поэтому на остров Хортица мы ходили не столько из-за лирики, сколько из-за голода. Там росли дикие груши, глет, боярышник – витамины! Мы лазили по старым огородам, что-то подбирали. В общем, жизнь была шикарная.
Рисую с детства. Занимался в детских студиях. Помню, в 1937 году участвовал в выставке к 100-летию со дня смерти Пушкина, рисовал поэта. Но больше всего любил и люблю рисовать природу, особенно на Хортице. Пишу природу, потому что это единственное, что не изменяет. Мое поколение любило выйти на гульбище на Хортицу.
Кроме, как художником, никем не хотел быть. Но в 1940-м пошел в ремесленное училище, потому что там хорошо кормили. Было все равно, на кого учится, и я пошел на плавильщика ферросплавов. Обычно на каждой печи было три плавильщика и один горновой. А когда я попал на практику, людей в армию позабирали и на печь ставили одного плавильщика и одного ремесленника. Тяжело было! Я тогда поклялся, что никогда не стану плавильщиком.
В ремесленном училище заметили, что хорошо рисую – я оформлял стенгазеты, плакаты — и подали заявку, чтобы меня перевели в художественное. Но началась война, и я так и остался без художественного образования.
А во время войны, во время оккупации, за неуважение нового порядка в Европе, я попал в гестапо, а потом и в Германию. Я был в Ревкоме, который существовал в Днепропетровске и Запорожье, доставал медикаменты и оружие для подпольной организации. Помню, однажды возле моего дома, а я тогда жил на 6-м поселке, остановилась немецкая кухня. Обычно немцы ставили возле нее какого-нибудь нашего послушного военнопленного. И там был такой молодой рыжий паренек Вася. Я крутился возле кухни, а рядом стояла большая грузовая машина. Вася сказал мне, что там лежит много пистолетов, и посоветовал их взять, а кобуру оставить. Меня не «засекли».
«Все маты немецкие знаю наизусть»
-Как попали в гестапо?
— Меня забрали на работу в Германии. Я доехал до границы и сбежал. Вернулся домой и прятался, чтоб по новой не загребли. Пригласил одного знакомого, якобы связанного с партизанами – попросил, чтоб он мне сделал какие-нибудь документы. Тогда это было не сложно, при немцах их печатали на конфетных обертках. Он вроде пообещал. А потом ко мне домой приехали трое наших, которые служили у немцев. Обычно я никому не открывал, тут же открыл. Ну и забрали меня. В 1943 году попал в концлагерь, в Бухенвальде.
— Как же вы выжили в Бухенвальде? Или вам не слишком тяжело вспоминать об этом?
— Иногда бывает даже хочется поговорить об этом, только не совсем связно получается… Гоняли нас в каменный карьер. День работали, а вечером надо было взять камень на плечо и тащить в лагерь – немцы хотели, чтоб в лагере было культурно, камнями устилали территорию. Я взял небольшой камушек. Мне говорят: «Хочешь, чтоб тебя прибили? Бери камушек по силе». А однажды, когда мы через ворота проходили, где написано «Каждому — своё» — меня огрели дрыном по спине. Оказывается, я нарушил строй – мы шли по 5 человек, а я то ли отстал, то ли выскочил…
В Бухенвальде был несколько месяцев, а потом направили в так называемую рабочую команду, на авиационный завод. Это небольшой лагерь на 2 тысячи человек. Там я занимался уборкой территории и завода, разной работой на территории лагеря. Клеймо оставалось у меня бухенвальдское. В Бухенвальде не кололи цифры на руках, а был пришит красный треугольник с номером на груди.
-Как же вы вернулись домой?
— В апреле 1945 года нас освободили американцы. Но домой я попал только через 4 года. Всего 6 лет проболтался в этой долбанной Германии. Потому что после освобождения служил в Советской Армии, в группе оккупационных войск в Германии. К слову, я и в армии оформлял плакаты, писал копии картин – так и стал художником.
-А после войны ездили в Германию в качестве туриста?
— Зачем туристом? Меня приглашали, как бывшего узника. Я сказал: «Не надо! Я уже там был». Мне абсолютно не хочется в Германию. А за 6 лет немецкая речь мне так надоела, я ее терпеть не могу! Можно было бы выучить немецкий язык. Все маты немецкие знаю наизусть, которыми со мной обращались, и изъясниться могу.
Обули Ленина в кеды
-Чем зарабатывали на жизнь после войны?
— Работал в Товариществе художников, было такое до Союза художников, она считалась коммерческой организацией. Делали на заказ портреты вождей – по 50-100 штук в месяц. Мы рисовали их примерно за 10 дней, а остальные 20 дней были свободны. Платили 3 рубля за портрет на бумаге, но делали их по двое – один занимается подготовкой, другой заканчивает, поэтому и деньги делили на двоих.
— Вы работали в легендарной мастерской на улице Победы, где был практически весь цвет запорожского искусства. Были какие-то забавные случаи из художественной жизни?
— Да, там всегда были лучшие художники – Чуйков, Колосовский, Редин, Смирнов, Акиньшин, Гайдук, Пашканис (классики запорожского искусства – С. О.). Жили очень дружно и весело. Однажды собрались художники пообедать и к обеду выпить. Спросили одного (фамилии не называю, этих людей уже нет): «А ты будешь?» — «Нет. Я сегодня не пью». И начал возмущаться, мол, чего это вы пьете. Мы сели – килька, хлеб… И закрылись – ну, раз тебе так надоело. Стук: «Пустите, пить не буду, разве что немного поем». Пустили. Поел. А потом достает из кармана деньги: «Налейте мне на 20 копеек».
Помню, сделали мы в мастерской ремонт, а один художник говорит: «Чего-то не хватает». Смотрю — этот народный художник тащит с улицы грязнющую алюминиевую урну в виде вазы, потом моет ее в туалете. Раскрасил ее, сделал икэбану из будяков и сухостоя и ходит гордый!
Рисовали мы не только портреты вождей, но и ростовые портреты. Как-то один художник не успел нарисовать Ленину обувь, оставил туфли белыми. А другой втихаря «обул» Ленина в китайские кеды «Три мяча», и поставил портрет внутрь других. Народный художник пошутил! Увидели, посмеялись, переписали.
-Участие в какой выставке считаете самым главным?
— Самая значимая — первая республиканская, в Киеве. Ведь перовая всегда запоминается. Когда отдавал картину на комиссию – волновался! Хотя в Запорожье выставлялся постоянно. Кстати, эта картина, «Над Днепром», сейчас хранится в Полтавской картинной галерее. К слову, раньше качество работы, которые выставляли в Выставочных залах, было выше.
— А свобода творчества? Раньше ведь не разрешали выставлять не все сюжеты.
— На себе этого не ощутил.
— Что в вашей жизни главное достижение в личном и профессиональном?
— Я – счастливый человек, не считая, конечно, промежуточных периодов. Потому что я занимался любимым делом. Никогда не спешил на работу и за каторгу ее не считал. А что еще нужно человеку? А в личном плане — очень удачно женился, прожил с женой 49 лет. Но сейчас ее уже нет… У меня дочь, она художница и внук, он увлекается компьютерами.
Любимый тост Анатолия Фомина:
«Будем жить до самой смерти!»
Фото из архива «Индустриалки»
Читайте также: Страха не было — запорожанка в военные годы подвозила бомбы к самолетам
Источник: http://iz.com.ua/zaporoje/zaporozhets-sumel-vyizhit-v-buhenvalde-i-stat-schastlivyim
Мы в Telegram, наш Telegram bot — @zpua_bot, Мы в Viber, Мы на Facebook
